Жизненные двустишья!
_________________________
не надо делать мне как лучше,
оставьте мне как хорошо
***
я не хотела вас обидеть,
случайно просто повезло
***
поскольку времени немного,
я вкратце матом объясню
***
башка сегодня отключилась,
не вся, конечно, — есть могу
***
следить стараюсь за фигурой,
чуть отвлекусь — она жуёт
***
шаман за скверную погоду
недавно в бубен получил
***
всё вроде с виду в шоколаде,
но если внюхаться — то нет
***
обидеть Таню может каждый,
не каждый может убежать
***
ищу приличную работу,
но чтоб не связана с трудом
***
мои намеренья прекрасны,
пойдёмте, тут недалеко
***
я за тебя переживаю —
вдруг у тебя всё хорошо
***
держи вот этот подорожник —
щас врежу, сразу приложи
***
я понимаю что вам нечем,
но всё ж попробуйте понять
***
о, приключеньями запахло,
спускаю жопу с поводка
***
мы были б идеальной парой,
конечно, если бы не ты
***
как говорится, всё проходит,
но может кое что застрять
***
кого хочу я осчастливить,
тому уже спасенья нет
***
а ты готовить-то умеешь?
— я вкусно режу колбасу
***
звони почаще — мне приятно
на твой "пропущенный" смотреть
***
зачем учить нас, как работать,
вы научитесь, как платить
***
характер у меня тяжёлый,
всё потому, что золотой
***
чтоб дело мастера боялось,
он знает много страшных слов
***
вы мне хотели жизнь испортить?
спасибо, справилась сама
***
её сбил конь средь изб горящих,
она нерусскою была
***
когда все крысы убежали,
корабль перестал тонуть
***
дела идут пока отлично,
поскольку к ним не приступал
***
работаю довольно редко,
а недовольно каждый день
***
была такою страшной сказка,
что дети вышли покурить
***
когда на планы денег нету,
они становятся мечтой
***
женат два раза неудачно —
одна ушла, вторая – нет
***
есть всё же разум во вселенной,
раз не выходит на контакт
***
уж вроде ноги на исходе,
а юбка всё не началась
***
я попросил бы вас остаться,
но вы ж останетесь, боюсь
***
для женщин нет такой проблемы,
которой им бы не создать
***
Олегу не везёт настолько,
что даже лифт идёт в депо
***
меня запомните весёлым,
а завтра я начну ремонт
***
зевну ,укроюсь с головою,
будильник заведу на март
***
мы называем это жизнью,
а это просто список дел
***
всё то, что нас не убивает,
богаче делает врачей
***
и жили счастливо и долго...
он долго, счастливо она
***
я не туплю, а экономно
расходую потенциал
***
мне психиатр сказал: присядьте,
щас успокоюсь и начнём
***
в народ ходили депутаты
лишь только по большой нужде
***
сержант почти поймал бандита,
но тот по званью выше был
***
в постели ты великолепен,
все две минуты просто бог
***
пришла ко мне сестра таланта,
но не достала до звонка
***
я ненавижу власть и деньги,
когда они в чужих руках
***
Олег весь день крутил баранку,
потом не выдержал и съел
Помножьте все это на миллион и верните ему в аплодисментах...
________________________________________________________________________
"Однажды ко мне в купе (вагоны были уже забиты до отказа) положили раненого полковника. Старший военный врач, командовавший погрузкой, сказал мне:
— Возьмите его. Я не хочу, чтобы он умер у меня на пункте. А вам все равно. Дальше Пскова он не дотянет. Сбросьте его по дороге.
— А что у него?
— Пуля около сердца. Не смогли вынуть— инструментов нет. Ясно? Он так или иначе умрет. Возьмите. А там — сбросите...
Не понравилось мне все это: как так — сбросить? Почему умрет? Как же так? Это же человеческая жизнь. И вот, едва поезд тронулся, я положил полковника на перевязочный стол. Наш единственный поездной врач Зайдис покрутил головой: ранение было замысловатое. Пуля, по-видимому, была на излете, вошла в верхнюю часть живота и, проделав ход к сердцу и не дойдя до него, остановилась. Входное отверстие— не больше замочной скважины, крови почти нет. Зайдис пощупал пульс, послушал дыхание, смазал запекшуюся ранку йодом и, еще раз покачав головой, велел наложить бинты.
— Как это? — вскинулся я.
— А так. Вынуть пулю мы не сумеем. Операции в поезде запрещены. И потом — я не хирург. Спасти полковника можно только в госпитале. Но до ближайшего мы доедем только завтра к вечеру. А до завтра он не доживет.
Зайдис вымыл руки и ушел из купе. А я смотрел на полковника и мучительно думал: что делать? И тут я вспомнил, что однажды меня посылали в Москву за инструментами. В магазине хирургических инструментов «Швабе» я взял все, что мне поручили купить, и вдобавок приобрел длинные тонкие щипцы, корнцанги. В списке их не было, но они мне понравились своим «декадентским» видом. Они были не только длинными, но и кривыми и заканчивались двумя поперечными иголочками.
Помню, когда я выложил купленный инструмент перед начальником поезда Никитой Толстым, увидев корнцанги, он спросил:
— А это зачем? Вот запишу на твой личный счет — будешь платить. Чтобы не своевольничал.
И вот теперь я вспомнил об этих «декадентских» щипцах. Была не была! Разбудив санитара Гасова (он до войны был мороженщиком), велел ему зажечь автоклав. Нашел корнцанги, прокипятил, положил в спирт, вернулся в купе. Гасов помогал мне. Было часа три ночи. Полковник был без сознания. Я разрезал повязку и стал осторожно вводить щипцы в ранку. Через какое-то время почувствовал, что концы щипцов наткнулись на какое-то препятствие. Пуля? Вагон трясло, меня шатало, но я уже научился работать одними кистями рук, ни на что не опираясь. Сердце колотилось, как бешеное. Захватив «препятствие», я стал медленно вытягивать щипцы из тела полковника. Наконец вынул: пуля! Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. За моей спиной стоял Зайдис. Он был белый как мел:
— За такие штучки отдают под военно-полевой суд,— сказал он дрожащим голосом.
Промыв рану, заложив в нее марлевую «турунду» и перебинтовав, я впрыснул полковнику камфару. К утру он пришел в себя. В Пскове мы его не сдали. Довезли до Москвы. Я был счастлив, как никогда в жизни! В поезде была книга, в которую записывалась каждая перевязка. Я работал только на тяжелых. Легкие делали сестры. Когда я закончил свою службу на поезде, на моем счету было тридцать пять тысяч перевязок!
— Кто этот Брат Пьеро? — спросил Господь Бог, когда ему докладывали о делах человеческих.
— Да так... актер какой-то,— ответил дежурный ангел.— Бывший кокаинист.
Господь задумался.
— А настоящая как фамилия?
— Вертинский.
— Ну, раз он актер и тридцать пять тысяч перевязок сделал, помножьте все это на миллион и верните ему в аплодисментах.
С тех пор мне стали много аплодировать. И с тех пор я все боюсь, что уже исчерпал эти запасы аплодисментов или что они уже на исходе. Шутки шутками, но работал я в самом деле как зверь..."
А. Вертинский, из книги «Дорогой длинною...»
