Тебя не любить – это значит, не жить,
Не видеть небес, не дышать…
И кажется, что-то мне надо решить,
Но мне ли, любимый, решать?
Я твёрдо сказала «Люблю» и теперь
Решения все за тобой.
Ты веришь, что счастливы будем? Проверь!
А я за тебя даже в бой…
Вот только устала от этих боёв
И хочется мира для нас.
А ты для меня на поступки готов…
Тону в этой честности глаз.
Ты смотришь так нежно и так глубоко,
Касаясь душою души…
Возможно, нам будет порой нелегко…
Ты думал об этом, скажи?
А ты не боишься, что я надоем?
Привыкнешь, что вкусный обед…
Не так уж и много у нас общих тем,
И сил всё менять, вроде, нет…
Но вместе мы можем с тобою молчать,
И всё понимая, без слов,
Я знаю, что заново жизнь не начать,
Но можно поверить в любовь…
Надежды, мечты и молитвы сложить
С любовью, и их умножать.
Тебя не любить – это значит, не жить,
Не видеть небес, не дышать…
_________________________________
Ирина Самарина
А помнишь, мы ехали в Питер, в плацкарте,
нас все ненавидели - видишь ли, рано -
а мы хохотали и резались в карты,
и пили вино из гранёных стаканов,
и галича пели нахально и громко,
коптились в дыму десяти дымоходов,
а этот, из пятого, кажется, Ромка -
подсыпал соседке немножечко соды
в бутылку со спрайтом, жестокая шутка,
соседка попалась весёлая, Лиля -
и эти вагонные длинные сутки
мы много смеялись, и много чудили
А помнишь,
мы просто хотели победы,
работали долго, до выноса тела,
начальник нас вызвал на, кажется, среду
и выдал какое-то новое дело.
Мы очень старались и много курили,
в предбаннике офиса спорили матом,
хотели как лучше, но нас победили –
другого отдела другие солдаты.
Они-то поопытней, справились лучше.
А мы чуть не плача в родном вестибюле,
с обидой вкушали горячий, пахучий,
ужаснейший кофе. «Нас снова надули»…
но мы ведь не знали, что это бывает…
За всё, что когда-то случается с нами,
за всё, что у нас из-под ног выбивает –
в ответе мы сами, мы сами, мы сами…
А помнишь,
Когда ты женился на Юле,
и я говорила – дурак ненормальный,
еще поживи с ней чуть-чуть до июля,
а вдруг передумаешь – будет ведь жаль, но –
Ты был уверен, влюблён и настойчив,
доверчив, наивен и бескомпромиссен.
Когда тебе двадцать, тебе между прочим –
плевать на остутствие видимых истин,
женюсь и пошли все!...далёкой дорогой,
я сам для себя предсказатель погоды.
Но здравые мысли приходят с тревогой,
а часто – с болючим и быстрым разводом.
Полгода спустя, когда вы разбегались,
я капала Юле в стакан валерьянки.
А мир окружал ненавязчивый август,
такое отличное время для пьянки…
А помнишь,
Когда нам исполнилось тридцать,
и мы эту дату решили игнорить,
пошли заказали огромную пиццу
и тут нас настигло глобальное горе –
казалось, что это черта отчужденья,
за ней – ни любви, ни работы, ни секса,
и пенсия рядом, и все дни рожденья
отныне напичканы будут линексом…
А помнишь,
Когда нам маячило сорок,
и мы вспоминали со смехом тридцатник,
запрыгнули в поезд, поехали к морю –
а в сумке халва и замыленный Piatnik
(какие же, всё же, отличные карты),
и снова чудили, и так молодели...
Хохочущий громко девятый плацкартный
готовился к бурной рабочей неделе.
И словно и не было лет и болезней,
и словно бы нас не касались разводы.
А помнишь,
Какой замечательной песней
тебя провожали лечиться на воды?
Тебе шестьдесят, ты спокоен и строен.
А дети и внуки нам машут с перрона.
Я всё-таки стала твоею женою,
но еле успела с последним вагоном.
Мы едем и едем, не так, но отчасти.
Мы стали потише, и чай вместо водки.
И ты говоришь - но ведь было же счастье…
А я выдыхаю тихонечко – вот как…
Лала Тарапакина
