Тише, тише… Не судите, это грех…
Вы порадуйтесь душою за успех…
Вы поплачьте над чужою – над бедой…
Сострадание – ручей с живой водой…
Тише, тише… Не ругайте сгоряча…
Чья-то жизнь, возможно, гаснет, как свеча…
Не задуйте кривотолком тот огонь…
Поддержите, поднеся к нему ладонь…
Тише, тише… Не врывайтесь в жизнь людей,
Наблюдая с высоты судьбы своей…
Потому что жизнь – сплошные этажи…
Там, вверху, возможно, просто больше лжи…
Тише, тише… Ведь слова острей ножа…
Нужно жить, на сердце злобы не держа…
Много мнений, только помнить нужно впредь,
Что на всех свою рубашку не одеть…
Тише, тише… Там, где слухи – правды нет…
Лишь Всевышний знает правильный ответ…
И от глаз его не скрыться, не уйти,
Вот поэтому живи и не суди…
Ирина Самарина-Лабиринт
Он говорил: «Не привыкай… Я не всерьез…
Ничто не вечно под луной — сгорит дотла,
Я не хочу, чтоб ты потом в потоке слез,
Я не хочу, чтоб ты вдоль вен куском стекла…
Не привыкай… Всему виной одна весна…
Предельно честно /чтоб себе ты не лгала/:
Причина нашего «безумия» ясна —
Телам бывает недостаточно тепла…"
Хрипели ветры в оголенных проводах,
Душа металась, разбивая зеркала,
А Ей хотелось, чтобы раз и навсегда…
Однажды в дождь Она решилась и ушла…
Теперь Он знает — память ранит глубоко,
Предел мечтаний — хоть один ее звонок…
Кто мог подумать, что забыть так нелегко —
Он бесконечно… безнадежно одинок…
И каждой ночью с сигаретой у окна
Строчит стихи в свой перечерканный дневник…
Узнать бы только где и с кем теперь Она…
Он говорил: «Не привыкай…»
А сам привык…
©Лия Кубишек
Вербное воскресенье.
— Все премудро сотворено... — радуется на вербу Горкин, поглаживает золотистые вербешки. — Нигде сейчас не найтись цветочка, а верба разубралась. И завсегда так, на св. Лазаря, на Вход Господень. И дерева кланяются Ему, поют Осанну. Осанна-то?.. А такое слово, духовное. Сияние, значит, божественное, — Осанна. Вот она с нами и воспоет завтра Осанну, святое деревцо. А потом, дома, за образа поставим, помнить год цельный будем.
Я спрашиваю его — это чего помнить?
— Как — чего?.. Завтра Лазаря воскресил Господь. Вечная, значит, жизнь всем будет, все воскреснем. Кака радость-то! Так и поется — «Обчее воскресение... из мертвых Лазаря воздвиг Христе Боже...». А потом Осанну поют. Вербное Воскресенье называется, читал, небось, в «Священной Истории»? Я тебе сколько говорил... — вот— вот, ребятишки там воскликали, в Ирусалим-Граде, Христос на осляти, на муку крестную входит, а они с вербочками, с вайями... по-ихнему — вайя называется, а по-нашему — верба. А фарисеи стали серчать, со злости, зачем, мол, кричите Осанну? — такие гордые, досадно им, что не их Осанной встречают. А Христос и сказал им: «не мешайте детям ко Мне приходить и возглашать Осанну, они сердцем чуют...» — дети-то все чистые, безгрешные, — «а дети не будут возглашать, то камни-каменные возопиют!» — во как. Осанну возопиют, прославят. У Господа все живет. Мертвый камень — и тот живой. А уж верба-то и подавно живая, ишь — цветет. Как же не радоваться-то, голубок!..
Он обнимает вербу, тычется головой в нее. И я нюхаю вербу: горьковато-душисто пахнет, лесовой горечью живою, дремуче-дремучим духом, пушинками по лицу щекочет, так приятно. Какие пушинки нежные, в золотой пыльце...— никто не может так сотворить, Бог только. Гляжу — а у Горкина слезы на глазах. И я заплакал, от радости... будто живая верба! И уж сумерки на дворе, звездочки стали выходить, а у лужи совсем светло, будто это от вербы — свет.
Иван Шмелев "Лето Господне"
