Он наблюдает, как она меняется,
Вынашивая маленькое существо,
Круглеет, каждый день поправляется,
В глазах появляется торжество.
Он просыпается, слушает - дышит,
И нежность накатывает волной:
«Как ты считаешь, она там слышит?»,
Гладит живот потеплевшей рукой...
Прикладывает ухо: «Это твой папка!»,
Смеется: "Я слышал: «Папа, привет!»,
И спит, обнимая живот в охапку,
Боясь причинить им случайно вред...
«Моя ты матрёшка! - нежно целует, -
У тебя внутри еще там – моя!
Уверен - матрёшкин мир существует!
И, значит, что все в этом мире не зря!»
Ласково шепчет: «Моя пузявочка!
Не бойся, я рядом! Ты только роди!
Она называть тебя будет мамочкой», -
Целует прожилки ее на груди...
Марина Бойкова
Открыли дверь, и в кухню паром
Вкатился воздух со двора.
И всё мгновенно стало старым,
Как в детстве в те же вечера.
Сухая, тихая погода.
На улице, шагах в пяти,
Стоит, стыдясь, зима у входа
И не решается войти.
Зима, и всё опять впервые.
В седые дали ноября
Уходят ветлы, как слепые
Без палки и поводыря.
Во льду река и мерзлый тальник,
А поперек, на голый лед,
Как зеркало на подзеркальник,
Поставлен черный небосвод.
Пред ним стоит на перекрестке,
Который полузанесло,
Береза со звездой в прическе
И смотрится в его стекло.
Она подозревает втайне,
Что чудесами в решете
Полна зима на даче крайней,
Как у нее на высоте.
Борис Пастернак
