Он наблюдает, как она меняется,
Вынашивая маленькое существо,
Круглеет, каждый день поправляется,
В глазах появляется торжество.
Он просыпается, слушает - дышит,
И нежность накатывает волной:
«Как ты считаешь, она там слышит?»,
Гладит живот потеплевшей рукой...
Прикладывает ухо: «Это твой папка!»,
Смеется: "Я слышал: «Папа, привет!»,
И спит, обнимая живот в охапку,
Боясь причинить им случайно вред...
«Моя ты матрёшка! - нежно целует, -
У тебя внутри еще там – моя!
Уверен - матрёшкин мир существует!
И, значит, что все в этом мире не зря!»
Ласково шепчет: «Моя пузявочка!
Не бойся, я рядом! Ты только роди!
Она называть тебя будет мамочкой», -
Целует прожилки ее на груди...
Марина Бойкова
Мы разучились писать письма. Дышать запятыми, отдыхать между строк, слушать тишину многоточий…
Как жаль, что мы так и не узнаем почерка друг друга… Не сможем насладиться ритмом, размером, затактами, синкопами и бриджем…
Модуляция… какой восторг! Повышение всего лишь на полтона… эти полтона
ни с чем не сравнить… Когда буквы из крупных, гладких, почти
каллиграфических вдруг становятся спешащими, заикающимся, мелкими…
Когда кажется, что первое “Здравствуй” начала писать одна твердая рука, а
последнее “Жду” - закончила совсем другая, мягкая, дрожащая… В этой
разнице – вся прелесть, вся соль пролившегося на бумагу ожидания…
Признайся, ты сумеешь врозь?
Посильная задача?
Не жаль, что всё оборвалось?
"Мы" - ничего не значим?
Признайся, можно вырывать,
С корнями одним махом?
И беззаботно забывать
Родных объятий запах?
Признайся, это не впервой?
В делах сердечных мастер?
С пустой и светлой головой,
Уйдешь за новым счастьем?
Раз человека принимать
Таким как есть - перечит,
То сдаться, бросить и сбежать,
Признайся, много легче?
Elmira Zeynalova
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не способен заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.
И.Бродский, 1967
