Она пахнет мужским Кензо и адреналином,
научилась в жизни взвешивать каждый грамм.
У нее ботфорты — 3 пары — ходить по спинам
и одни кроссовки — бегать в них по утрам.
Она чья-то находка, тайна, жена и мама,
она может — коньяк, бездорожье, шипы и грязь.
Но когда она в воскресенье подходит к храму,
с колокольни ей голубь машет крылом, смеясь.
Она знает так мало, но знает довольно точно,
и стихи не расскажут главный ее секрет…
Между прочим, привычка ложиться в 12 ночи —
это просто побочный, вынужденный, эффект.
Вы ей пишете в личку — а как, мол, и что имели,
препарируя тексты, копаясь в ее душе.
У нее камасутра вышита на постели
и Харлей непременно пропишется в гараже.
Она помнит и вальс во дворце с золотыми люстрами,
и как выла от боли, случаем спасена…
Эта девочка слишком, слишком умеет чувствовать…
И что платит за это — знает она одна.
Кот Басе
Так вот что это — Покров! Это — там, высоко, за звездами: там — Покров, всю землю покрывает, ограждает. Горкин и молитвы Покрову знает, говорит: «сама Пречистая на большой высоте стоит, с Крестителем Господним и твоим Ангелом — Иван-Богословом, и со ангельскими воинствами, и держит над всей землей великий Покров-омофор, и освящается небо и земля, и все церкви засветятся, и люди возвеселятся».
А я — увижу? Нет: далеко, за звездами. А один святой человек видал, дадено ему было видеть и нам возвестить, — в старинном то граде было, — чтобы не устрашались люди, а жили-радовались.
— Потому, милок, и не страшно нам ничего, под таким-то Покровом. Нам с тобой не будет ничего страшно: роботай-знай — и живи, не бойся, заступа у нас великая.
Теперь, ложась спать, я молюсь Богородице-Казанской, — темная у нас икона в детской. Молюсь и щурюсь… Вижу лучики — лучики лампадки, будто это на небе звездочки, и там, высоко, за звездами, — сверкающий омофор-Покров. И мне ничего не страшно.
***
Я смотрю на лампадку, за лампадку… в окно, на звезды, за звездами. Стараюсь вспомнить, как Горкин учил меня вытвердить молитву, новую. Покрову… длинную, трудную молитву. Нет, не помню… только короткое словечко помню — «О, великое заступление печальным… еси…».
Отрывок из повести Шмелева И.С. «Лето Господне»
Потому, что тому, кто ушел однажды,
Больше веры не может быть никогда,
Распрощайся и не сожалей о каждом,
Кто, как загнанный голубь — туда-сюда...
Кто ни рыба, ни мясо, а странный овощ,
Кто приходит внезапно сказать люблю,
Но динамит, когда позовешь на помощь.
Для такого все шансы равны нолю.
Воплощение самых нелепых фобий
От рождения и до густых морщин.
Я встречала и взрослых мужских подобий,
И мальчишек — в пятнадцать уже мужчин.
Потому, что не может быть оправданий,
Потому, что доверия ни на грамм.
Уважаю сильнейшего из созданий,
Если он знает цену своим словам.
Златенция Золотова
ты пишешь: «я по тебе скучаю…», а в мыслях: «я бы тебя хотел»
у страсти нет ни конца, ни края, а вот у прошлого есть предел,
который создали мы однажды, у края лета,
где ты ушел…
что было дальше - не так уж важно.
как сувенир остается шов.
от слов, что падая, разбивались, а мысли ранили без ножа…
чтоб умолять и давить на жалость: мол, полюби меня, обожай.
не хватит смелости, сил, терпенья.
не хватит алко и сигарет.
чуть позже – встречи по воскресеньям,
и вера в то, что надежды
нет.
Виктория Миловидова
