помоги мне уснуть -
мне не снятся красивые сны.
дай мне мягче подушку,
и крышу над домом прочнее.
в самом сердце январь,
и так долго еще до весны.
я потратила ценное время -
и больше не смею.
помоги мне уснуть.
я окрепла, я стала горой!
ни сломить, ни сломать,
но зачем мне дана эта сила?
каждый раз говорю себе
«это — последний герой».
но судьба, отрицая,
порядком меня загубила.
мне не спится.
тревожно на сердце.
не верю словам.
докричись до Морфея-
быть может он вколет мне морфий?
сколько разных людей
разбирало меня по частям,
но
ты тоже берешь,
приближая меня к катастрофе.
ночь пугает меня,
превышая лимит тишины.
с каждым годом она
все чернее мне делает душу.
помоги мне уснуть,
мне не снятся красивые сны,
дай мне крышу над домом прочнее,
и мягче подушку.
_
но молчишь ты, и,
дергая в спальне ночник,
гасишь в комнате свет,
выдыхая легко и устало.
ты, как всякий чужой,
отправляющий чувства в тупик -
засыпая стремительно,
тащишь к себе одеяло.
Ах Астахова
ОЛЬХОВАЯ СЕРЕЖКА
Уронит ли ветер
в ладони сережку ольховую,
начнет ли кукушка
сквозь крик поездов куковать,
задумаюсь вновь,
и, как нанятый, жизнь истолковываю
и вновь прихожу
к невозможности истолковать.
Себя низвести
до пылиночки в звездной туманности,
конечно, старо,
но поддельных величий умней,
и нет униженья
в осознанной собственной малости -
величие жизни
печально осознанно в ней.
Сережка ольховая,
легкая, будто пуховая,
но сдунешь ее -
все окажется в мире не так,
а, видимо, жизнь
не такая уж вещь пустяковая,
когда в ней ничто
не похоже на просто пустяк.
Сережка ольховая
выше любого пророчества.
Тот станет другим,
кто тихонько ее разломил.
Пусть нам не дано
изменить все немедля, как хочется,-
когда изменяемся мы,
изменяется мир.
И мы переходим
в какое-то новое качество
и вдаль отплываем
к неведомой новой земле,
и не замечаем,
что начали странно покачиваться
на новой воде
и совсем на другом корабле.
Когда возникает
беззвездное чувство отчаленности
от тех берегов,
где рассветы с надеждой встречал,
мой милый товарищ,
ей-богу, не надо отчаиваться -
поверь в неизвестный,
пугающе черный причал.
Не страшно вблизи
то, что часто пугает нас издали.
Там тоже глаза, голоса,
огоньки сигарет.
Немножко обвыкнешь,
и скрип этой призрачной пристани
расскажет тебе,
что единственной пристани нет.
Яснеет душа,
переменами неозлобимая.
Друзей, не понявших
и даже предавших,- прости.
Прости и пойми,
если даже разлюбит любимая,
сережкой ольховой
с ладони ее отпусти.
И пристани новой не верь,
если станет прилипчивой.
Призванье твое -
беспричальная дальняя даль.
С шурупов сорвись,
если станешь привычно привинченный,
и снова отчаль
и плыви по другую печаль.
Пускай говорят:
«Ну когда он и впрямь образумится!»
А ты не волнуйся -
всех сразу нельзя ублажить.
Презренный резон:
«Все уляжется, все образуется...»
Когда образуется все -
то и незачем жить.
И необъяснимое -
это совсем не бессмыслица.
Все переоценки
нимало смущать не должны,-
ведь жизни цена
не понизится
и не повысится -
она неизменна тому,
чему нету цены.
С чего это я?
Да с того, что одна бестолковая
кукушка-болтушка
мне долгую жизнь ворожит.
С чего это я?
Да с того, что сережка ольховая
лежит на ладони и,
словно живая,
дрожит...
1975
Е.Евтушенко
ПОГЛАДИТЬ, ПОТЕРПЕТЬ, ПОДУМАТЬ.
На детской площадке малыш лет четырех катался с горки. Как-то он неловко скатился, ушибся и ударился в рев. По реву слышно: ударился сильно. И обидно, конечно.
Подходит к нему папа и говорит:
- Погладить, - гладит по ушибленному месту и обнимает мальчишку, убедившись, что ушиб не опасный.
- Потерпеть, - дождавшись, когда рыдания немного стихнут, чуть-чуть отстраняется от малыша и ждет пока он сам совсем не успокоится.
- Ну, а теперь, давай с тобой подумаем, почему так получилось и можно ли было этого избежать, - и они отправились изучать горку.
В жизни не слышала лучшей схемы обращения с сильными болезненными чувствами. Кстати, когда к нам (к психологам) приходят люди в сильно расстроенных чувствах, мы делаем приблизительно то же самое.
Наталья Дикова