В старом подвале, на рваной картонке,
В непроницаемой, сумрачной тьме
Страхом объятые два ребятёнка
Грели друг друга теплом своих тел.
Мальчик и девочка чуточку старше.
(Им на двоих-то всего восемь лет).
Дети, познавшие голод и жажду,
Дети, что чудом смогли уцелеть.
В день, когда снова бомбили Алеппо,
В день, когда в джанну отправилась мать,
Маленький Нур после взрывов ослеп, а
Айше так рано пришлось взрослой стать..
«Где ты, Всевышний?! Ты слышишь!? Ты..Слышишь..!?»
(Слезы стекали по грязной щеке,
Так же, как дождь, омывающий крыши,
В кровью залитом, пустом городке)
«Что с нами будет? И как нам жить дальше?
Мы в этом мире остались одни!
Слышишь, Аллах, мне так больно и страшно...» Сердце все реже стучало в груди.
«Братик мой, он же совсем еще кроха,
Он ведь и жизни не видел совсем...
Разве кому-то мы сделали плохо?
Люди стреляют друг в друга..зачем?
Я не хочу, чтоб война продолжалась!
Слышишь?! Я к маме и к папе хочу!»
Айша к холодному Нуру прижалась,
Нежной ладошкой скользя по плечу.
«Спи, мой хороший, мой маленький мальчик,
Я сохраню твои детские сны...»
Там, в небесах, они больше не плачут
МЕРТВЫЕ
ДЕТИ
ЖЕСТОКОЙ
ВОЙНЫ!
© [club73611602|Ирина Шувалова]
Не покидай меня, Надежда,
Когда над пропастью стою,
Дай руку мне свою, как прежде,
Чтоб удержаться на краю.
Не уходи из сердца, Вера,
Когда ослабну я душой,
Когда день праздничный вдруг серым
И горьким станет предо мной.
А если вьюга ледяная
Мне душу бедную скуёт,
Спаси меня, Любовь Святая,
И растопи колючий лёд.
Меня в беде не покидайте,
Когда от горя стынет кровь,
Звездой спасительной сияйте,
Надежда, Вера и Любовь!!
Привет, Дедуль! Опять пишу:
Не нужно класть под мою елку —
Который год тебя прошу —
(Вот так, как любишь, втихомолку)
Подарки типа «чтобы было»:
Духи, косметику и мыло…
Ведь мне совсем немного надо —
«Лэнд Крузер», можно просто «Прадо»,
И домик где-то на Мальдивах,
На крайний случай там же виллу,
Манто из норки и сережки,
Конечно, новые сапожки…
Еще ты знаешь, что хочу?
Деньжат, ну так, совсем чуть-чуть.
Пусть будет счет в швейцарском банке
На евро в миллионов пять…
Чтоб жить, Дедуль, всегда в достатке,
И никогда нужды не знать!
И вот еще, как послесловье:
Неси удачу и здоровье!
И чтоб в году лошадки синей
Была бы я еще счастливей,
И чтобы всем врагам назло
Мне обязательно везло!
Светлана Чеколаева
МИХАИЛ ЗОЩЕНКО
Ёлка
В этом году мне исполнилось, ребята, сорок лет. Значит, выходит, что я сорок раз видел новогоднюю ёлку. Это много!
Ну, первые три года жизни я, наверно, не понимал, что такое ёлка. Наверно, мама выносила меня на ручках. И, наверно, я своими чёрными глазёнками без интереса смотрел на разукрашенное дерево.
А когда мне, дети, ударило пять лет, то я уже отлично понимал, что такое ёлка. И я с нетерпением ожидал этого весёлого праздника. И даже в щёлочку двери подглядывал, как моя мама украшает ёлку.
А моей сестрёнке Леле было в то время семь лет. И она была
исключительно бойкая девочка. Она мне однажды сказала:
— Минька, мама ушла на кухню. Давай пойдём в комнату, где стоит ёлка, и поглядим, что там делается.
Вот мы с сестрёнкой Лелей вошли в комнату. И видим: очень красивая ёлка. А под ёлкой лежат подарки. А на ёлке разноцветные бусы, флаги, фонарики, золотые орехи, пастилки и крымские яблочки.
Моя сестрёнка Леля говорит:
— Не будем глядеть подарки. А вместо того давай лучше съедим по одной пастилке. И вот она подходит к ёлке и моментально съедает одну пастилку, висящую на ниточке. Я говорю:
— Леля, если ты съела пастилочку, то я тоже сейчас что-нибудь съем. И я подхожу к ёлке и откусываю маленький кусочек яблока. Леля говорит:
— Минька, если ты яблоко откусил, то я сейчас другую пастилку съем и вдобавок возьму себе ещё эту конфетку.
А Леля была очень такая высокая, длинновязая девочка. И она могла высоко достать. Она встала на цыпочки и своим большим ртом стала поедать вторую пастилку. А я был удивительно маленького роста. И мне почти что ничего нельзя было достать, кроме одного яблока, которое висело низко. Я говорю:
— Если ты, Лелища, съела вторую пастилку, то я ещё раз откушу это яблоко. И я снова беру руками это яблочко и снова его немножко откусываю. Леля говорит:
— Если ты второй раз откусил яблоко, то я не буду больше церемониться и сейчас съем третью пастилку и вдобавок возьму себе на память хлопушку и орех. Тогда я чуть не заревел. Потому что она могла до всего дотянуться, а я нет. Я ей говорю:
— А я, Лелища, как поставлю к ёлке стул и как достану себе тоже что-нибудь, кроме яблока.
И вот я стал своими худенькими ручонками тянуть к ёлке стул. Но стул упал на меня. Я хотел поднять стул. Но он снова упал. И прямо на подарки. Леля говорит:
— Минька, ты, кажется, разбил куклу. Так и есть. Ты отбил у куклы фарфоровую ручку.
Тут раздались мамины шаги, и мы с Лелей убежали в другую комнату. Леля говорит:
— Вот теперь, Минька, я не ручаюсь, что мама тебя не выдерет.
Я хотел зареветь, но в этот момент пришли гости. Много детей с их родителями. И тогда наша мама зажгла все свечи на ёлке, открыла дверь и сказала:
— Все входите.
И все дети вошли в комнату, где стояла ёлка. Наша мама говорит:
— Теперь пусть каждый ребёнок подходит ко мне, и я каждому буду давать игрушку и угощение.
И вот дети стали подходить к нашей маме. И она каждому дарила игрушку. Потом снимала с ёлки яблоко, пастилку и конфету и тоже дарила ребёнку. И все дети были очень рады. Потом мама взяла в руки то яблоко, которое я откусил, и сказала:
— Леля и Минька, подойдите сюда. Кто из вас двоих откусил это яблоко? Леля сказала:
— Это Минькина работа.
Я дёрнул Лелю за косичку и сказал:
— Это меня Лелька научила. Мама говорит:
— Лелю я поставлю в угол носом, а тебе я хотела подарить заводной паровозик. Но теперь этот заводной паровозик я подарю тому мальчику, которому я хотела дать откусанное яблоко.
И она взяла паровозик и подарила его одному четырёхлетнему мальчику. И тот моментально стал с ним играть. И я рассердился на этого мальчика и ударил его по руке игрушкой. И он так отчаянно заревел, что его собственная мама взяла его на ручки и сказала:
— С этих пор я не буду приходить к вам в гости с моим мальчиком. И я сказал:
— Можете уходить, и тогда паровозик мне останется. И та мама удивилась моим словам и сказала:
— Наверное, ваш мальчик будет разбойник. И тогда моя мама взяла меня на ручки и сказала той маме:
— Не смейте так говорить про моего мальчика. Лучше уходите со своим золотушным ребёнком и никогда к нам больше не приходите. И та мама сказала:
— Я так и сделаю. С вами водиться — что в крапиву садиться. И тогда ещё одна, третья мама, сказала:
— И я тоже уйду. Моя девочка не заслужила того, чтобы ей дарили куклу с обломанной рукой. И моя сестрёнка Леля закричала:
— Можете тоже уходить со своим золотушным ребёнком. И тогда кукла со сломанной ручкой мне останется. И тогда я, сидя на маминых руках, закричал:
— Вообще можете все уходить, и тогда все игрушки нам останутся. И тогда все гости стали уходить. И наша мама удивилась, что мы остались одни. Но вдруг в комнату вошёл наш папа. Он сказал:
— Такое воспитание губит моих детей. Я не хочу, чтобы они дрались, ссорились и выгоняли гостей. Им будет трудно жить на свете, и они умрут в одиночестве. И папа подошёл к ёлке и потушил все свечи. Потом сказал:
— Моментально ложитесь спать. А завтра все игрушки я отдам гостям. И вот, ребята, прошло с тех пор тридцать пять лет, и я до сих пор хорошо помню эту ёлку. И за все эти тридцать пять лет я, дети, ни разу больше не съел чужого яблока и ни разу не ударил того, кто слабее меня. И теперь доктора говорят, что я поэтому такой сравнительно весёлый и добродушный.
