Жил в старой деревне отшельник- горбун.
Его опасались, его не любили.
Шли слухи о нем, буд-то он злой колдун.
И люди его стороной обходили.
Бродил он с картофельным ветхим мешком.
В пальто многолетнем, изъеденным молью
И если его провожали смешком,
он тихо вздыхал без обиды, но с болью..
А люди глумились, шепчась за спиной,
рога у него, мол, под шапкою скрыты
И от того этот малый - хромой,
что у него вместо пальцев- копыта...
Однажды в деревню вселилась беда:
то всходы пшеницы погибнут под градом,
то в лето, в июле придут холода,
то волки порежут на пастбище стадо.
Настали тревожные, тяжкие дни, -
придется им туго зимой без зерна
Не зная, что делать решили они, -
горбун виноват, смерть тебе, сатана.
Пойдемте, пойдемте скорее к реке!
он там, он в землянке живет, как изгнанник!
И двинулись скопом. И в каждой руке
зажат был в дороге подобранный камень.
Он шел им навстречу, печален и тих.
Он все уже знал, он не глупый, он понял!
Но он не свернул, он не скрылся от них,
и только лицо свое прятал в ладонях.
Ни разу не вскрикнув под градом камней,
он только шептал: "Пусть простит вас Всевышний"
камнями по телу, но сердцу больней...
На вас не похож, - значит - злой, значит - лишний...
Закончилась казнь. Кто-то грубо сказал:
"давайте посмотрим уродскую спину,
ни разу не видел такого горба"
Пальто, все в крови он с убитого скинул...,
в больном любопытстве томилась гурьба.
Вдруг молча, как статуи люди застыли...
"Злой черт, сатана" прятал вместо горба...
Под старым пальто... белоснежные крылья!...
И мимо землянки, глаза опустив,
проходят жестокие глупые люди,
Всевышний, быть может, им это простит,
но ангела больше в деревне не будет...
Зинаида Богаева
А знаешь, чего я хотела бы, милый?
Ни норку, ни жемчуг, ни автомобили.
Ни клубы и шмотки - от Gucci и Prado…
А маленький домик, с беседкой и садом.
Собаку с забавной и длинною кличкой.
И пару (не более) вредных привычек.
Семейные вылазки в лес за грибами.
Шашлык во дворе, по субботам, с друзьями.
Зимой, завсегда, лыжные эстафеты.
А летом… О боже, что было бы летом!
Соленья, компоты, полив помидоров.
И редкие – так, от усталости – ссоры.
Мой чай со смородиною и мелиссой
в постель. Или вечером - под телевизор.
Закаты и стрёкот сверчков на террасе.
Шептание на ухо: «Ты - мое счастье»…
Два ангела в доме, сопящих в кровати.
Ты, тихо снимающий летнее платье
с меня, чтоб детей не будить…Твои руки,
которых мне так не хватало б в разлуке
пусть даже недолгой - по будням, когда мы
с тобой на работе… Я б очень скучала…
Но снова суббота. Потом воскресенье.
Мы дома, все вместе, с клубничным вареньем
пьем чай со смородиною и мелиссой…
Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение,
Я люблю тебя дольше, чем дней мне дано на земле.
Ты одна мне горишь, как звезда в тишине отдаления,
Ты корабль, что не тонет ни в снах, ни в волнах, ни во мгле.
Я тебя полюбил неожиданно, сразу, нечаянно,
Я тебя увидал — как слепой вдруг расширит глаза
И, прозрев, поразится, что в мире изваянность спаяна,
Что избыточно вниз, в изумруд, излилась бирюза.
Помню. Книгу раскрыв, ты чуть-чуть шелестела страницами.
Я спросил: «Хорошо, что в душе преломляется лед?»
Ты блеснула ко мне, вмиг узревшими дали, зеницами.
И люблю — и любовь — о любви — для любимой — поет.
К.Бальмонт
